Хаим Сокол сделал проект "Амбивалентность" в сотрудничестве с рабочими из Кыргызстана — гастарбайтерами и нелегальными иммигрантами. (Сам художник, живущий в Москве с израильским паспортом, юридически тоже является гастарбайтером)
Сокол продолжает поиски исторической природы нашей субъективности. Только теперь он работает не с предметностью, а с людьми, исключенными из истории. В современной России таким невидимым исключением становятся гастарбайтеры — нелегальный товар тотального рынка, люди, изъятые из социального порядка специфическим рыночным режимом зрения.
Во всех представленных на выставке видео моделируется несколько сюрреалистическая ситуация, в которой художник и рабочие-мигранты играют самих себя. В качестве актеров самих себя они обнажают собственную жизненную ситуацию естественнее и точнее, чем в документальном кино. В результате этого эксперимента даже у равнодушного зрителя рождаются болезненно острые вопросы к художнику и к искусству, и художник не боится их услышать.
В своем видео "Уроки революции" он разучивает с гастарбайтерами революционный гимн "Смело, товарищи, в ногу", но одновременно напоминает, что этот гимн был нацистским маршем в середине 30-х. Его подрывная работа направлена на осознание рабочими своего положения, на инсталлирование в их разум идеи освобождения, которая одновременно дискредитируется контекстом. Художник нанимает гастарбайтеров для выполнения упражнения в революционном сопротивлении, и рабочие пассивно сопротивляются энтузиазму художника. Двойственность этой ситуации ставит под вопрос волю к освобождению, которой заряжено любое активистское действие.
В "Присяге" его герои клянутся в верности супрематизму, Хаим Сокол говорит о захвате верности языками власти. Бросание лопат как оружия узнается как празднование освобождения, но остается непонятным контекст этого жеста — идет ли речь о поверженных фашистах или о воинах-освободителях, о победивших или побежденных?
В своем тщательно выстроенном проекте Хаим Сокол не скрывает той почти непристойной манипуляции, которая и позволяет нам видеть то, что мы не могли и не хотели видеть. Этична или познавательна эта ситуация? является ли она эстетической или политической? экономической или психологической? исторической или локальной, московской? В каких категориях она вообще может быть описана? Как вообще говорить о том, что невозможно описать целиком, и как видеть то, что само является следствием определенного способа видеть?