Что значит быть снобом в России сегодня

Сергей Николаевич, главный редактор «Сноб»

В само понятие «сноб» заложено превосходство над остальными. Это каким-то образом отразилось в концепции вашего проекта?

С названиями всегда проблемы. Когда-то я возглавлял журнал «Мадам Фигаро». У меня была визитка, где было написано «главный редактор, мадам Фигаро». Часто случались конфузы. Не все знают, что у слова «сноб» есть несколько значений. Одно из них для меня было абсолютным открытием. Слово стали употреблять в XVI веке, когда детям богатых, но не титулованных родителей было позволено учиться в частных школах. На кроватях, в спальнях, были таблички с титулами: герцог, граф, виконт и так далее. Среди них встречался и сноб. Это значит, что у ребенка нет титула, но он имеет право находиться рядом с графом, герцогом и виконтом. Позже снобами называли людей, у которых был билет в третий класс корабля, а они предпочитали проводить время на палубе первого. То есть во всем есть некая претензия.

И вот когда, в 2008 году, этот проект затевался, долго искали название. Как выразить суть нынешнего времени, в каком слове? При этом название должно было цеплять и сразу запоминаться. И тут возникло слово «сноб». Мне кажется, что на тот момент оно отображало мироощущение многих русских людей, которые захотели стать частью западной культуры, западной жизни, западной цивилизации, но не имели на это права от рождения. Мы все немножко были снобами. За последнее время многое изменилось, и все эти терзания и комплексы кажутся уже стародавними.

Каждый номер может быть последним, поэтому он должен быть очень хорошим

Сейчас печатные издания находятся в кризисе. Многие СМИ полностью выходят в интернет, книги читают в электронном формате. Как вы считаете, есть ли будущее у печатных изданий?

Сейчас происходит революция в наших СМИ и более того, в наших умах. Изобретение Гуттенберга явно требует какой-то принципиальной модернизации. Есть такой вариант развития событий, что книга станет элитным продуктом, как уже случилось с винилом. В какой-то момент пластинки ведь совершенно исчезли. А сейчас мы заходим все в те же книжные магазины и видим, что стоят большие разделы виниловых пластинок, которые стали теперь предметом коллекционирования. Будет печально, если книги тоже войдут в коллекционный формат. Исследования доказывают, что долгое общение с ридерами приводит к ухудшению зрения. Может быть, на уровне самозащиты появятся какие-то инстинкты, благодаря которым мы все-таки вернемся к печатным изданиям.

Насколько сложно выжить глянцевому изданию в России сегодня?

В конце 1990-х годов глянец в России был в самом расцвете, а на Западе он уже был на излете. Сейчас, в связи с тем, что этот бизнес монополизируется, а иностранные инвесторы теперь могут владеть не более 20% рынка, вся эта глянцевая история претерпит достаточно принципиальные изменения. Но я верю в то, что у нас читатели всегда найдутся.

Мы все-таки не относим себя к глянцевой журналистике. Глянец несет конкретный коммерческий месседж: купите, купите, купите. А мы, в общем, не про это. У нас такое своеобразное соединение глянца и интеллектуальной журналистики. Мы позволяем себе длинные статьи, мы печатаем сложных авторов. У нас никогда не стояло задачи прославить каких-то рекламодателей.

Бывают периоды спада и подъема. Надо уметь сконцентрироваться, чтобы переждать трудности, но при этом заниматься своим делом и понимать, что ничего в мире не потеряно и не утрачено. С этим ощущением мы и делаем наш журнал. Каждый номер может быть последним, поэтому он должен быть очень хорошим. Понятно, что «Сноб» читает определенная публика. Мы и изначально не рассчитывали на массовые тиражи. Мы в своей нише. Я за то, чтобы каждый возделывал свой огород и делал это максимально честно и профессионально.

Сейчас Россия пока еще может платить, но уже не может вдохновлять

Как вы считаете, почему русское искусство, кино и мода сейчас не востребованы в мире?

Принципиальное обстоятельство в том, что у нас нет индустрии. Особенно если говорить о моде. Наши модельеры – кустари-одиночки. Можно сделать одну коллекцию, можно сделать две, но на четвертой ты умрешь, если будешь это делать просто с группой энтузиастов. А спонсоров надолго не хватает, потому что эта история должна приносить прибыль, и даже такие колоссы, как Валентин Юдашкин, не выдерживают конкуренции с западным рынком. Наши очень талантливые люди уезжают на Запад, становятся подмастерьями или ассистентами в крупных дизайнерских домах и слишком долго идут к успеху.

Что касается кинематографа и искусства, то здесь дела обстоят похоже. На нас нет моды на Западе. Страна должна давать какой-то очень позитивный образ. Сейчас этого нет. В перестройку все ринулись в Россию, потому что здесь что-то происходило, здесь менялась жизнь. Сейчас Россия пока еще может платить, но уже не может вдохновлять.

Художника делает не умение сочетать слова, художника делает замысел. Если ты только и можешь пропеть свою тихую песню под свою одинокую скрипочку, тебя не услышат. Нужно уметь сделать заявление, уловить и предугадать какой-то тренд. Когда нет большой идеи, нет и большого искусства.

Фото: Алексей Данилов