Итоги года: 10 лучших материалов из рубрики «Правила»

«»

У нас есть стажеры, которые отвечают за еду. Поначалу они, дипломированные дизайнеры, злятся и не понимают, почему они должны идти за едой, которую все потом будут есть. Но я говорю им, что поход за пищей – это возможность лучше узнать Париж и поупражняться в французском. В студии мы едим все вместе. Я не хожу на ужины, где все сидят и говорят о погоде. Я их ненавижу.

«»

Еще учась в школе, я увлекся панком, а модой заинтересовался лет в 15. В 18 лет я поступил в Колледж моды Бунка. Чем дольше я учился, тем больше ставил под вопрос тот «дизайн», которому меня учили преподаватели значительно старше меня. Поэтому я сказал себе, что в колледже я буду учиться только технической стороне дизайна одежды и ничему больше.

«»

Мы хотели, чтобы журнал производил впечатление, будто это какие-то промышленные дизайнеры-модернисты из 60-х издают панковский зин.

«»

В те времена, когда мы начинали, выражение «бельгийский дизайнер» звучало неестественно, просто ненормально. Мы тогда понимали, что встроиться в установившийся миропорядок будет непросто, и нужно пробивать путь самому. У нас не было денег, поэтому мы решили объединиться, и это в конечном итоге сделало нас сильнее. Антверпенская шестерка не была маркетинговым приемом. Если честно, люди просто не могли выговорить наши имена.

«»

Ели говорить об одежде, то мне кажется, что цикличности моды больше не существует. Посмотрите на Токио: в понедельник они одеваются как рокеры, во вторник они – рэперы, в среду – преппи. Мне кажется, в этом свою роль сыграли СМИ. Их просто стало очень много. В той же Японии все журналы реально диктуют моду: «Парни, сегодня вы выглядите так. Девчонки, завтра вы выглядите так». В итоге оттуда ноги и растут. Сегодня я выгляжу как металлист, завтра как рэпер. Это полный отказ от собственных предпочтений, идентичность стирается. Это все немного грустно, конечно.

«»

Я встретил Рэнкина (кличка второго основателя Dazed&Confused – прим. ред.), когда учился в Лондонском колледже печати. Он обходил аудитории и набирал авторов в журнал, который запускался в Лондонском колледже искусств. Он пришел в аудиторию, двинул речь и задал вопрос: «Хочет ли кто-нибудь участвовать в запуске их издания?» В итоге не откликнулся никто кроме меня, и я был принят на работу. Журнал назывался Untitled, я занимался всем, что касается текста, а Рэнкин делал все, что касается визуальной части. К концу года мы собрали все награды, какие могут дать студенческому журналу, в том числе и от The Guardian: лучший журнал года, лучший графический дизайн. Везде, где могли победить – победили.

«»

Поначалу нас никто не понимал. Разброс цен был такой: от конфеты до вещи из первой линии Alexander McQueen. Мы мешали уличную одежду с люксом, ресторан соседствовал с книжным отделом. Пресса тогда язвила: «Им отведено полгода до смерти, не больше».

«»

Денег на старте было очень мало. Все их мы тогда потратили на производство ста пар джинсов. На оставшиеся я купил телевизор в офис.

«»

У нас никогда не было инвесторов, нет заемных или привлеченных средств. Все деньги, какие есть в проекте, – наши собственные. Помимо финансовой свободы это дает и свободу творческую – никто не навязывает свою политику. Поэтому мы вольны сочетать дорогое и не очень, люкс и улицу, Дриса ван Нотена и Carhartt. До нас этого никто не делал, и это стало нашей визитной карточкой.

«»

Идея Play заключалась в том, чтобы создать коллекцию, не прибегая к дизайну. Это было в новинку для марки, потому что, по сути, это футболка с одной-единственной деталью, маленькой отметкой. Это своеобразное противопоставление дизайну как таковому.