Прошло ровно 40 лет. В мае 1968 революция творилась на баррикадах из автомобилей на улицах Парижа и в умах молодых парижан. Радикальная мода и мода радикалов. Год, когда всем нужна была только абсолютная деструктивная свобода. Исторический символ перемен. Все мы, затаив дыхание, смотрели «Мечтателей» Бертолуччи, где фоном для любовной истории служат взрывы, булыжники и звон стекла, или читали об этом
40-летие мая 1968-го сегодня на подиумах, в книгах и французских концептуальных альбомах, в ярко-накрашенных глазах моделей с прическами «Бабетта». На двадцати страницах французского «Vogue». В Европе и во Франции, где либеральные ценности, как секс втроем, – уже не фантазия (вполне возможно воплотимая), а реальность.
В сущности, история была очень проста. 3 мая ректор Сорбонны натравил на протестующих студентов полицию, а на следующий день на улицах появились баррикады, через неделю к забастовке присоединилась вся Франция. Совершенно буржуазная, либеральная революция, со всеми «левыми» и радикальными атрибутами, красными флагами и булыжниками, утверждавшая исключительно права личности, с главной целью – разнести на куски традиционную мораль.
Это было искусство. Уличные столкновения в Латинском квартале. Три прекрасных французских слова: «Egalité, Liberté, Sexualité». «Чем больше я занимаюсь любовью, тем больше у меня желания заниматься революцией, чем больше я занимаюсь революцией, тем больше у меня желания заниматься любовью». «Запрещено запрещать». «Скука — это контрреволюция!» Сказать все эти слова впервые – вот то, чего нам никогда не получить. Для нас эти мысли – повседневность.
«Les Amants reguliers», «Мечтатели», «La Chinoise», «Забриски поинт»… В 1968-й можно погружаться бесконечно, смотреть бесконечно и читать бесконечно. Черно-белый мир, как кино новой волны, черно-белый опустевший Париж – теми же глазами, сквозь разочарование в революции, любовь и новые наркотики, которые не приносят ничего, кроме абсолютного отчаяния… Поэзия на улицах. Утро, взъерошенные волосы, сигареты. Обычные любовники, погруженные в мечты. Поэзия на улицах, мода на улицах, 1968-й заменил патриархальные ценности ценностями вечной молодости. С тех самых пор мода – это авангард. Насилие. Юность. Бесконечные цитаты. Радикальный интеллект.
60-е были революционны для моды, тенденции десятилетия и их революционные изменения остаются с нами и до сих пор. Мини-юбки. Как говорила Мэри Квант, любые юбки кроме мини безумно скучны. Ностальгические 20-е и 30-е, revivals викторианского стиля, наконец, новый дендизм (студенты Лондона и Парижа проводили уикенды на блошиных рынках в поисках бархатных жакетов и носили шелковые сорочки) – всё это незаметно вписалось в контекст современности, стало частью повседневной одежды для богемы или студентов. Давно знакомый нам принцип существования моды как бесконечной цитаты, всесторонней реминисценции разных эпох появился именно тогда. Триумфальное возвращение «маленького черного платья», байронические шелковые платки, кардиганы из шерстяного джерси. Тогда, в 68-м, в культуре впервые возникло осознание моды как того, чем она стала для нас сейчас. Не то чтобы так уж важно, в каком пиджаке ими выкрикивались лозунги типа «Искусство мертво, не пожирайте его труп!» - но одно в любом случае влечет за собой другое. Такова система моды – она отражает очень и очень многое.
Образ студентки 1968-го остается сегодня всё таким же соблазнительным. Может быть, левой радикалки или экзистенциалистки в черном джемпере с высоким воротом и черных джинсах. Мини-юбка в сочетании с кардиганом. Джинсы – как торжество либеральных идей в гардеробе. Любого фасона, покроя и цвета. Берет, вечное клише французского стиля, поверх длинных волос, как у Марианн Фэйтфул. Жилетка от мужского костюма поверх футболки. Шарф на шее. Студентки, они должны быть очаровательны, сегодня – читая в кафе, завтра – вытаскивая булыжники из мостовой, чтобы швырнуть их в полицейских. Даже ранним утром, с взъерошенными волосами, в кардиганах и блейзерах своих бойфрендов. Интеллектуальный образ из 60-х до сих пор заставляет идти в бар с толстенной книгой, прочитанной до середины. Любить одного, но быть со многими. Слушать прогрессив-джаз или рок-музыку нью-йоркских 70-х и влюбляться в тех, кто хорошо говорит по-французски.
Самое прекрасное, что осталось нам от 68-го – это то, как мы хотим выглядеть и жить сегодня: либеральные идеи и радикальное внешнее воплощение. Пусть даже 1968 фактически был поражением. В наших снах и гардеробах свингующий Лондон из «Фотоувеличения» Антониони сталкивается с французской революционностью Парижа. Мы реалисты, и требуем невозможного. Все мы – Сhildren of the Revolution.
май 2008
Анастасия Фёдорова
Читайте также в журнале BE-IN:
Вечный афродизиак поп-культуры
Лето, Петербург, «Дюны»
Новая нейтральность
Комментарии
