Интервью: Дизайнер обуви и аксессуаров в Ann Demeulemeester Лиза Буйнова

Лиза Буйнова – дизайнер обуви и аксессуаров, развенчивающая мифы о профессии в своем Telegram-канале shoes&drinks. Мы поговорили с Лизой об учебе в итальянской Polimoda, работе в Proenza Schouler, AF Vandevorst и Ann Demeulemeester, sustainability в кожевенном деле и проблемах производства обуви в России. Обо всем – в формате, не умещающемся в запись Telegram.

Лиза Буйнова,
дизайнер обуви и аксессуаров в Ann Demeulemeester, основательница Telegram-канала shoes&drinks

Пятница, 15:30. Почему ты так рано приходишь с работы? Обычно дизайнеры жалуются на то, что часто приходится задерживаться допоздна.

За счет того, что мы уходим с работы в пятницу в 15:30, наш отпуск на двенадцать рабочих дней короче обычного и приходится на август и апрель. Август – потому что фабрики Италии и Испании уходят на две недели в отпуск, так что мы тоже можем отдохнуть. А еще у нас нет рождественских каникул, потому что в 20-х числах января должен состояться мужской показ – отсюда и возможность уйти в пятницу в 15:30. Конечно, не всегда получается, но сейчас мы уже отправили в производство первые сэмплы, так что да, можем себе позволить.

А сейчас ты работаешь в…

Сейчас я в Ann Demeulemeester.

Ты так быстро перемещаешься из одной компании в другую, опиши траекторию.

Ну я тут уже давно работаю, на самом деле. Сначала я работала в Proenza Schouler, потом приехала сюда, в Антверпен, работать в AF Vandevorst. И сейчас работаю в Ann.

Чему ты научилась в каждом из этих мест? Какой опыт кажется наиболее ценным?

Начать стоит с того, что университет Polimoda, в котором я училась, был более художественным и никаких практических навыков я там не получила. Нас не учили, как отправлять сэмплы в продакшн и составлять технические задания, не объясняли принципы работы с шоу-румом и заказами. Мы просто творили и думали, что быть дизайнером – это рисовать. Мы уже тогда работали по 12 часов, не спали ночами, но нам и в голову не приходило, что все настолько завязано на Excel, табличках, деньгах, расчетах…

На второй день моей работы в Proenza Schouler – в первый я массажировала сумки – мой босс, head of accessories, подходит и говорит: «Ты должна сделать line sheets». А я на нее смотрю и думаю: «Хм, а что это такое?». Естественно, я не сказала это вслух, потому как решила, что меня тут же уволят. Я начала гуглить, а потом нашла старые line sheets, поняла, что это, и начала их делать. К слову, это такие маленькие картинки туфелек, которые будут в новом сезоне – их показывают покупателям и заказчикам. Когда я рассказала об этом head of accessories, она начала смеяться: «Почему ты мне не сказала? Я бы тебе быстро все объяснила». А я призналась, что мне было стыдно.

"Образ Бри Ларсон для Met Ball Manus x Machina. Для обуви мы взяли за основу наши классические pump d'orsay, сделали каблук выше на 2 сантиметра, добавили signature grommet (в то время ребята увлекались люверсами), через который пропустили шнурок вокруг щиколотки"

Мой босс – сама она дизайнер обуви – вроде как была на фрилансе: жила в Белфасте, работала в Proenza Schouler в Нью-Йорке и в то же время в Yeezy c Канье Уэстом в Лос-Анджелесе. То есть ее никогда не было в офисе. Каждый месяц она приезжала на два-три дня, и так получилось, что с самого начала я должна была делать все, что по идее должна была делать она: и line sheets, и техзадания, и принты. Когда босса не было, я ходила на встречу с Джеком и Лазаро, креативными дизайнерами, обсуждать коллекцию – кто-то же должен был записать их комментарии, понять, что поменять или убрать. Это, наверное, и был самый серьезный, важный опыт, который научил меня всему – в университете об этом не расскажут.

То есть пробел именно в технических навыках ты восполнила в Proenza.

Да. На самом деле, они очень дотошные в плане мелочей. Все должно было быть идеально: мы вымеряли всю фурнитуру до миллиметра. У меня до сих пор сохранилось техническое задание замка сумки (с ними я тоже работала, просто не так много, как с обувью). Так вот, мне нужно было сделать замок, и одно из измерений было что-то вроде 2.3,5 мм. Вот этому вниманию к деталям я научилась там, конечно. Там же я научилась работать до полуночи, после идти куда-то пить или гулять, а потом в 8 утра проснуться, чтобы в 9 быть на работе.

А что пьют в Proenza Schouler, AF Vandevorst и Ann Demeulemeester?

В Proenza мы пили все. В AF мы пили розе и водку. В Ann я работаю с мальчиками – они все пьют пиво. Хотя мы, кстати, пока только два раза куда-то выбирались.

Так, а чем запомнились AF Vandevorst?

AF – это все-таки семейная компания, муж и жена, которые занимаются ею уже двадцать лет. Компания очень маленькая: когда я пришла, нас было восемь человек; когда уходила, осталось трое. И все, что можно делать, они делают сами, начиная с дизайна и каких-то материальных вопросов и заканчивая украшением витрин – мы так шили шторы для витрин флагманского магазина в Антверпене. AF, конечно, больше заточены на арт, а не на продажи, и за их коллекциями всегда стоят глобальные идеи. Мне кажется, их так научили: они же тоже выпускники антверпенской школы, как и мой декан в Polimoda Патрик Демюнк.

У меня была куча интересных заданий: как-то, например, мы втроем вручную вырезали 700 приглашений на шоу, потому что не успели отправить их резальщику. За 10 часов. Из 40 метров латекса. Перед этим моей коллеге пришлось проехать 800 километров до Нидерландов, чтобы забрать латекс и клей – самолетом их прислать не могли, они легко воспламеняются. Мы уже имели представление, как работать с латексом: латексные костюмы для последнего показа делали сами, потому что, во-первых, заказывать было дорого, а во-вторых, не успели сделать это заранее, потому что были заняты чем-то еще.

И, наконец, Ann Demeulemeester.

Да. Вообще моя цель нахождения здесь – понять, как они все успевают. Мы действительно довольно рано уходим. Не всегда, конечно, но вообще мои коллеги рассказывают, что они не часто задерживаются и всегда уходят в 17:30, особенно в длинный сезон. Так называют летний сезон – на его разработку есть почти четыре с половиной месяца, тогда как на зимний приходится всего два. И вот как можно все успеть? При том, что у Ann четыре женских коллекции, четыре мужских и еще коллекция «Grise» – архивные вещи в современной обработке, которые, тем не менее, требуют внимания, особенно к сэмплам, продакшену, лекалам – они ведь тоже меняются.

А сколько человек работает вместе с тобой?

Над аксессуарами работает мой босс, девочка, которая занимается обувью (она сейчас в декрете), и я. Еще есть part-time дизайнер на фрилансе, которая живет в Испании. Она высылает нам свои работы, а мы их разрабатываем. То есть нас три с половиной человека, а всего в компании работает около шестидесяти.

Я так понимаю, Proenza была самой большой.

Нет, в Ann работает шестьдесят человек, но у них нет своего ателье. В Proenza работало восемьдесят человек, включая ателье, в котором двадцать сотрудников. У них есть платья, представленные в единственном экземпляре, и дешевле делать их у себя. Если отправить это платье стоимостью восемь тысяч евро – что уже очень дорого – на аутсорс в Италию или во Францию, чтобы сделать вышивку, оно будет стоить шестнадцать. Его никогда в жизни не купят. Их и так никто не покупает.

Так что да, за счет ателье Proenza кажутся немного больше. Кроме того, у них гораздо шире линия аксессуаров, потому что они делают ставку на свои сумки – они хорошо продаются и переходят из сезона в сезон. В отделе аксессуаров нас было пять человек: head of accessories, дизайнер сумок, дизайнер обуви, я и ассистент дизайнера. У Ann, конечно, тоже есть обувь и сумки, которые переходят из сезона в сезон, но это не it-bag. Нет такой сумки, которая была бы представлена в пятидесяти цветах. В нашей линии всего около десяти моделей сумок, каждая в двух-трех цветах. В Proenza было где-то двадцать пять моделей как минимум в восьми цветовых решениях.

Оглядываясь на собственный опыт, как бы ты советовала начинать карьеру?

Куда возьмут, туда и идти! К сожалению, выпускникам особо выбирать не приходится. Рынок перенасыщен специалистами, поэтому поиск работы – квест не для слабонервных.

По какой причине человек решает перейти из одного бренда в другой?

Иногда уходят просто потому, что закончился контракт. Еще в маленьких компаниях очень важны личные отношения, и если ты не можешь с кем-то сработаться, это сказывается на конечном продукте. Может поступить лучшее предложение. На самом деле, обновление кадров происходит очень быстро – обычный срок жизни дизайнера в одном бренде – от четырех до восьми сезонов.

В этом бизнесе абсолютно нормально уходить с одной работы на другую, и никто не смотрит, сколько времени ты проработал в каждом бренде. Сейчас все стали делать ставку на молодых, и они потихоньку заменяют предыдущее поколение, хотя долгое время это была такая закрытая тусовка «сорок плюс».

Расскажи, как ты попала в Polimoda?

Не знаю, как туда поступают сейчас, но, когда поступала я, этот вуз не был таким популярным. Я собрала портфолио за три дня и подала документы. В портфолио было 15 рисунков обуви, которые я за эти три дня и нарисовала. Потом я прошла собеседование с деканом. Мы поговорили о дизайнерах, я сказала, что мой самый любимый – Дрис ван Нотен. Он спросил: «Почему?». Я ответила: «Ну он же из Антверпена, из "Антверпенской шестерки" мой самый любимый». А мой декан тоже преподавал в Антверпенской Академии до того, как пришел в Polimoda.

"Это часть моей выпускной коллекции. тут все: и дерево, и шерсть, и степлер, и слезы, и кровь, и акриловая краска"

Вот и все, так прошло мое поступление. Вообще, поступить туда несложно, гораздо сложнее остаться. Polimoda – коммерческий вуз, и за три года моего обучения никого не отчислили, но, если ты проваливаешь экзамен и не пересдаешь его, диплом ты не получаешь. Никого за несдачи не ругали, не отчисляли, так что многие оставили все свои «долги» до третьего курса. На выпускном вместо диплома они получили сертификат. У меня есть знакомые, которые уже второй год работают, а диплома у них так и нет.

А в некоммерческих вузах как?

Вот в Антверпен, например, на первый курс поступает сто человек. На втором курсе остается тридцать. К третьему – пятнадцать. Заканчивают университет семеро. В некоммерческих университетах гораздо проще относятся к отчислениям.

Если бы тебе сейчас нужно было куда-то поступить, куда бы ты пошла?

London College of Fashion, наверное. Еще есть очень классный университет Savannah School of Design – он находится в Саванне, в Штатах. Еще Parsons.

А все-таки, что из образовательной программы пригодилось больше всего?

То, что мы все делали своими руками. Нам нельзя было аутсорсить, поэтому все коллекции за три года обучения я делала сама. Нельзя было ни попросить сделать работу кого-то другого, ни заплатить деньги ателье. Некоторые выкройки, которые мы делали во время учебы, очень помогают мне и сейчас.

Но той же коммерции, я так понимаю, вас в университете не учили. Как научиться мыслить в категориях продаж в таком случае?

Да, нас не учили компромиссу между коммерцией и подиумом, но все эти технические и финансовые моменты очень быстро начинаешь понимать в рабочем процессе. К тому же, все начинают карьеру в моде с низших позиций, и всегда есть человек, который обучит, поможет.

Естественно, я хочу делать эксклюзивный продукт, что-то, чего никто никогда не делал – какие-нибудь там туфли летающие. Но работая в фирме, нужно задумываться: «Кому я их продам?». Нас так думать не учили.

Понимание, что коммерческие вещи легче продать, приходит со временем. Деньги нужны, чтобы делать что-то классное. Закон 20 на 80 здесь работает на все сто: 80% твоей коллекции поддерживают те самые 20%. Среди этих 80-ти – черное платье или черные лодочки, которые тебе в принципе не хочется делать, но их покупают по 150 миллионов штук в сезон.

И как часто приходится делать то, что не нравится?

Ну у нас у всех есть какие-то кошельки или какая-нибудь там пара кроссовок, которые нам никому не нравятся, а люди покупают. И за счет того, что они покупают эти вещи, мы можем сделать что-нибудь классное. Что-нибудь, что мы выпустим на подиум, и все ахнут, но никто никогда не купит.

Понятно, что коммерческая и подиумная коллекция отличаются: например, у платья, которое будет показано на подиуме, глубокий вырез на бедре – обычная девушка такое в принципе не купит. В коммерческом варианте мы переносим этот вырез ниже, делаем в другом месте, или вообще убираем. Если у нас были 18-сантиметровые каблуки с 15-сантиметровой платформой впереди, то мы можем сделать коммерческий вариант этой обуви – ниже и с более толстым каблуком. Важно соблюдать баланс и понимать, что вещь нужно продать.

А насколько вы независимы в принятии решений, связанных с финансами?

У нас есть мужчина, который занимается коммерческой частью – не знаю, как правильно называется его должность. В начале сезона он ставит план: «Нам нужно выпустить две сумки через плечо, два мессенджера, три пары кроссовок, пять пар ботильонов». Потом этот план делится на три сегмента: «хорошее», «лучшее» и «самое лучшее». «Хорошее» рассчитано на ритейл, бюджет ограничен определенной суммой. У «лучшего» эта сумма немного больше, ну а у «самого лучшего» – еще больше. И мы изначально должны вписать наши дизайны в коммерческое предложение, а затем в эти три категории.

Финансово мы ни с кем ничего не согласовываем, хотя иногда из финансового отдела к нам приходит девочка, которая говорит: «Камон, ребята, это очень дорого». И мы начинаем думать, как это сделать дешевле: убираем лишние клепки, меняем подкладку – вариантов очень много. И да, у нас есть, например, лимит того, сколько может стоить кожа, с которой мы работаем.

Как вы распределяете обязанности? И нет ли проблемы потери индивидуальности в командной работе?

Иерархия такая: есть главный дизайнер обуви, главный дизайнер сумок, есть младшие дизайнеры и есть ассистент. Главные рисуют всю коллекцию и делают первое предложение. Второе предложение мы уже делаем все вместе: на любом этапе рисунка, скетча, прототипа мы можем что-то поменять или убрать. Обязанности никто не делит, все делается в команде. Ни я, ни кто-то другой не может сказать, что сделал что-то в одиночку – это все teamwork.

"В далёком сезоне pre-spring 17 нашим главным источником вдохновения была Африка: мы ходили по музеям, библиотекам и магазинам, которые торгуют аутентичными африканскими товарами"

Мне кажется, для любого бренда главное – взрастить этот командный дух. Я вообще очень рада, что занимаюсь чем-то, что принесет кому-то счастье на те пятнадцать минут, которые он смотрит показ – а ведь это вся наша работа в течение полугода. Или пока он расплачивается кредитной картой на кассе – мне приятно, что это сделает его день лучше. Это невероятное ощущение, когда ты понимаешь, зачем ты все это делаешь, зачем вы все это вместе делаете. И в этот момент индивидуальность приходится оставить в стороне. Для людей, которые теряют свою индивидуальность вот в этом «общем», уйти, наверное, лучший выход.

А ты не думала о запуске собственного бренда?

На примере AF Vandevorst я поняла, как сложно быть дизайнером, одновременно занимаясь и организационными, и финансовыми вопросами. У них, конечно, есть CEO, но при этом и поиск шоу-румов, и организация показов все равно лежат на них. Честно говоря, я не знаю, как они 20 лет работают в таком режиме. Конечно, будь у меня свой бренд, мне хотелось бы знать все, что в нем происходит. Я бы хотела принимать участие в том же выборе локации для проведения шоу. Но должен быть кто-то, кто предложит мне сделать выбор всего лишь из пяти, чтобы мне не нужно было ехать в Париж и просматривать их все, как это было в последнем сезоне AF. Мне кажется, это распространенная ошибка – взвалить на себя все сразу.

Хочу ли я что-нибудь свое? Пока нет. Я считаю, что мне нужно поработать еще лет так десять, узнать все, что можно узнать. В любом бизнесе, в какой бы стране его ни вели, главное – знать правильных людей. За три года, что я работаю, я еще не всех их узнала – ни пресс-службы, ни пресс-агентов, ни sales-агентов. Когда-нибудь, надеюсь, конечно, но пока – нет.

У тебя в Telegram как-то была запись о крокодилах, которые умерли зря, потому что сделанные из них леггинсы сожгли на таможне. Как работа с кожей и мехом согласуется с общей тенденцией на sustainable?

Мех, который используется в моде, производит датская компания Saga Furs. У всех животных, которые у них живут и которых они потом используют, есть сертификат. За условиями, в которых живут эти животные, Гринпис и WWF следят гораздо пристальнее, чем за птицефабриками и свинофермами, которые забивают мясо на еду. Инциденты, связанные с насилием над животными там, на кожевенной фабрике произойти просто не могут. Не знаю, как в России – у нас ведь до сих пор, кажется, нет статьи за насилие над животными? В Италии, Франции, Дании и Финляндии, где производят мех, за этим следят не только правозащитники, но и государство. Конечно, это не эко-френдли и это не лучший выход из ситуации, но там животных убивают веселящим газом.

А если при работе над сумкой или обувью остается лишняя кожа или мех, что с ними делают? Как-то перерабатывают?

Все остатки отправляются на наш склад. Перчатки – мы их делаем только из черной классической кожи – заказываем у фабрики, и они берут у себя на складе необходимое количество материалов. Обувные фабрики сами закупают кожу и тоже только на то количество обуви, которое мы заказали. Мы никогда не производим больше, чем надо. Байеры заказали тысячу пар обуви – мы тысячу и сделали. Нет принципа «а вдруг кому-то еще пригодится».

Конечно, бывают ошибки и что-то остается. Кожа, например, продается большими рулонами. В одном рулоне десять шкур. Если нам нужно восемнадцать шкур, мы берем два рулона, так что две шкуры остаются. Фабрика либо отправляет их в наш офис (если в ночь перед показом нам понадобится еще один ремень, у нас будет, из чего его сделать), либо на склад – если через сезон мы снова будем использовать эту кожу, мы просто возьмем ее оттуда. Все прототипы, которые мы делаем в офисе, мы стараемся делать из сельпы – специального материала белого цвета из плотной волокнистой целлюлозы, который тянется, как кожа.

Кто из российских дизайнеров обуви тебе симпатичен?

Мой самый любимый дизайнер, о котором я тысячу раз писала на канале, – Сергей Козырев и его Rosbalet. Вот с ним я бы согласилась работать хоть завтра.

Почему в России на волне бума локальных марок обувных так и не появилось?

Делать обувь невероятно дорого – даже не припомню ни одной люксовой марки, у которой было бы свое производство. Это просто невыгодно: триста пар обуви, которые у нас заказали в сезон, фабрика сделает за три дня, а весь оставшийся год будет пустовать. Разработка одной колодки стоит около десяти тысяч евро. Помимо этого, для производства обуви нужны станки, которые прикручивают каблуки, станки, которые ставят набойки, кожа, колодки, каблуки – миллион вот этих маленьких вещей, и стоят они очень дорого. В России молодой дизайнер просто не может себе позволить сделать линию обуви.

База знаний индустрии моды на Форуме Beinopen
forum.beinopen.ru – это как Форум новой модной индустрии, только онлайн. С 2015 года каждое лето мы, Beinopen, собираем фэшн-деятелей со всей страны на одной площадке. Теперь можно не расставаться, будучи далеко друг от друга.

Telegram
ВКонтакте
Youtube
E-mail рассылка